Ларри Кореа "Орудия войны" [перевод]

[Seerg_von_Kugel]

С удовольствием прочел - прелестный перевод получается!)
Ждем завершения сюжетной линии братца Македы)

[Hellga]

Они не выглядели частью победоносного войска, пока маршировали по дороге на север. Не было парада рабов, вереницы повозок с награбленной добычей, не было голов воздетых на шестах. Нет, подумала Македа про себя, они больше походили на проигравших. Выжила лишь треть ее воинов и большая их часть была изранена. Они ковыляли по дороге, источая запах смерти, покрытые высохшей кровью и повязками. У них не было боевых зверей. Они были вынуждены оставить своих павших без церемоний. Их оружие и броня, по большей части сломанные, были навалены на повозку.
     И все же, ее единственная декурия победила объединенные силы когорт великого дома.
     Это не была чистая победа. Обычно, когда свергался тиран и захватывался дом, то этот дом поглощался победителем. Но здесь не было иного выбора. Македа испытывала одновременно и облегчение и горечь по поводу результатов. Армия Музкаара их полностью окружила, у ее измотанных выживших не было и шанса выстоять. Аккад и его подкрепление так и не пришли. Прибудь они – весь Дом Музкаар был бы в цепях.
     Вместо этого она получила послание от наследника Нарама. Оно гласило просто: “Как ты пощадила сущность моего отца, так и я пощажу тебя”.
     Раздувшееся алое солнце садилось над золотыми равнинами. Только два ее офицера пережили битву. Дакар Уркеш, который пропах использованным газом, что приводил в действие риверы, и, похоже, неубиваемый Примус Забалам, маршировали рядом с ней. Дакар Баркал погиб, как и большая часть его караксов.
     “Скажи мне, Забалам...”, - это был признак слабости, но она постаралась изгнать озабоченность из своего голоса.
     “Это была первая битва, в которой я командовала. Всегда ли победа столь горька на вкус?”
     “Порой”, - его обезображенное лицо было лишено всякого выражения. “Это была великая победа. Слава покроет твое имя, когда весть дойдет до твоего Дома”.
     Она была не уверена, способен ли Забалам на сарказм. “Ты насмехаешься надо мной, Примус?”
     “Я не способен на издевку. Если вы верите в это, скажите слово и я вырежу свое собственное сердце и отдам Вам в качестве извинений”. Он взглянул ей в глаза. “Горечь вызвана тем, что Вы лишены заслуженных плодов победы”.
     “Нам следовало сокрушить всех Музкааров и разграбить Калос, если бы Аккад привел свою когорту как и предполагалось”, - выплюнул Уркеш.
     “Это-то меня и тревожит”, - произнес Забалам.
     Ранее Забалама не тревожила целая армия, теперь же тревожит ее отсутствие. “Что беспокоит тебя, Примус?”
     “Просто предчувствие. Простите старому мечнику его нервы”. Забалам уставился в землю, не желая встречаться с ней взглядом. “Уверен, ничего такого”.
     “В любом случае, где Одноухий?” - пробормотал Уркеш.
     Македа наотмаш ударила Венатора по лицу. Сталь ее латной перчатки рассекла ему губу. Уркеш упал в грязь, и, прежде чем он смог сесть, она прижала кончик своего меча к его горлу. Македа чуь повернула рукоять, позволив лезвию меча Балааша устроиться у артерии.
     Она могла ощущать пульс сквозь сталь. Все, что ей следовало сделать - расслабить мышцы и он умрет.
     Уркеш не говоря ни слова поднял взгляд. Но не молчание спасло его жизнь.
     “Услышь мои слова, Уркеш”, - прошипела Македа. “Многих ты убил сегодня. Твоя таберна была жизненно важна для достижения победы. Ты можешь вновь доказать свою полезность мне. По этой причине, и только по этой причине, я сохраню тебе жизнь. Но ты никогда не скажешь худого о членах высшей касты снова или я отдам тебя дарующим боль на освежевание. Ты меня понял?”
     “Да, Рожденная Второй”.
     “Твое понимание кодекса хоксун не истинно. Ты убиваешь на расстоянии. Ты не смотришьв глаза воинов, утопающих в своей крови.  Хоксун для тебя менее реален, нежели для Аккада, на чьих руках смерти тысяч. Лежи здесь в стыде и подумай о своем проступке”.
     Одним быстрым движением она вложила меч в ножны и пошла прочь. “Пойдем со мной, Забалам”,
     Старый Преториан оставил юного Венатора на дороге и последовал за командиром: “Что Вам угодно?”
     Македе не требовалась почтительность, ей требовалась откровенность. “У меня нет терпения ходить вокруг да около. Ты знаешь это. У меня его не хватает”.
      Забалам кивнул: “Поэтому я и просил откомандировать меня в твою когорту, нежели к твоему брату”.
     “Так говори прямо, старый наставник, что у тебя на уме”.
     “Отсутствие подкреплений подозрительно. Мы должны были погибнуть”, - забалам прервался, осторожно подбирая слова: “Аккад всегда жаждал славы. Покинуть Вас на поле боя было не менее верным убийством, нежели вонзить нож в спину, и бывали случаи когда родичи убивали друг друга, чтобы править домом”.
     Македа тряхнула головой. “Но Аккад старший. Он и так наследник Телкеша. Древние традиции провозглашают, что старший должен править”. Не взирая на свое личное мнение в отношение своего брата, она никогда не пойдет против традиции своей касты, сделать подобное – вызвать хаос и ослабить их дом. “Порядок наследования определен. Телкеш правит и он провозгласил: если я уверена, что Аккад не подходит для правления, я могу бросить вызов. Поступить иначе – бесчестно”.
     “Ах, Македа, не все разделяют твою преданность. Они не следуют столь буквально старым путям. Они лишь говорят об этом, но нет преданности в их сердцах. Они подозревают, что и другие подобны им. Так что они говорят и нашептывают. Они не похожи на нас. Они таятся в тенях и играются в политику со своим правом рождения”. Забалам сплюнул на землю. “Их слова – яд, и я не удивлюсь, если кто-то шепнул твоему брату на ухо, что ты являешься угрозой его правлению”.
     Должно было быть иное объяснение. Она знала, что Аккад был амбициозным и был славным воином. Она не сомневалась, что со временем, он станет подобающим Архдоминаром.Пойти же против воли их отца, Телкеша, было немыслимым и она не знала, которая из идей тревожила ее сильнее: то, что брат оставил ее на верную смерть или то, что кто-то настолько усомнился в ее чести.
     “Приближаются всадники!” - послышался крик вдоль колонны. “Они несут цвета Балааша”.
     Разведчики армии. Скоро они воссоединятся с основными силами. “Не волнуйся, Забалам. Я переговорю с отцом о событиях сегодняшнего дня. Уверена, промедлению Аккада найдется объяснение”.
     “Как пожелаете”, - поклонился Примус.
     Теперь и она могла видеть кавалерию. Скауты неслись по дороге, направляясь к потрепанному знамени Македы. Первый всадник поравнявшийся с Македой, ехал на фероксе, быстрейшем хищнике равнины. Посланница носила нашивки Дакара, а ее зверь был в мыле, после путешествия. Создание рыкнуло на Македу и всадник ударил его по затылку. Оно обернулось, лязгнув длинными острыми зубами на ноги всадницы, но она ударила его сильнее. Этот удар, в конце концов, успокоил зверя – доминирование было восстановлено.
     “Рожденная Второй Македа”, - гонец склонила шлем. Это было наиболее близкое к поклону действие, когда восседаешь на спине разъяренного ферокса. “Вы живы”.
     “Несомненно”, - ответила она. “Где армия?”
     “Расположилась в нескольких милях к северу”, - всадница похоже была потрясена. “Нам сказали Ваша когорта была уничтожена Тираном Нарамом”.
     “Он пытался. Это была отличная битва, но именно Нарам был уничтожен. Кто сказал вам эту ложь?”
     “Простите меня. Это было по всему лагерю. Предки! Так Вы не слышали?”
     “Выкладывай, Преториан!”
     Всадница без сомнения пребывала в ужасе. Ее верховой зверь учуял непривычный страх и  обернулся, любопытствующий и принюхивающийся. “Ваш отец – Архдоминар Телкеш, умер”.

[seagle]

ну вот (, на самом интересном месте .....

[Hellga]

Ферокс был невероятно быстр. Могучий мускулистый зверь передвигался огромными прыжками, его когти взрывали дерн и грязь, пока они двигались по равнинам. Внезапный спуск в низину заставил Македу положить руку на чешуйчатую кожу перед седлом. Она была мягче, чем ожидалась. Ферокс с любопытством покосился на нее. Возможно, будь это какой другой незнакомый наездник и коварная тварь могла бы что-либо предпринять, но чуя опасность в Македе, она просто делала то, что ему говорили.
     Ее верховой зверь высоко прыгнул и перенес их через край низины, прямо на открытое пространство. Огромный лагерь раскинулся перед ними, сотни палаток, все несущие гордое знамя Дома Балааш. Дом тысяч солдат, сотен рабов, и дюжины зверей, это был скорее мобильный город, нежели лагерь. Македа грубо пнула ферокса по ребрам, показав на ближайшее скопление фонарей.
     Стражники моментально выскочили при ее появлении. То, что у нее был развевающийся флаг Балааш еще не означало, что она союзник. Особенно в землях Музкаар.
     “Кто идет?”
     “Македа, Рожденная Второй Телкеша”.
     Ближайший стражник перехватил свое копье: “Македа мертва”.
     Македа сняла шлем, когда ферокс вошел в свет фонарей. Она почувствовала прохладу на своем скальпе при порыве ветра. “Тихо, имбецил. Где мой отец?”
     Стражники выглядели потрясенными. “Она жива!” Один из солдат указал направление. Ферокс огрызнулся на него и его похожие на кинжалы зубы промахнулись мимо запястья меньше, чем на дюйм.
     Стражник посообразителней указал копьем. “Простите нас. Палатка Архдоминара там”.
     Македа взглянула на палатку. Это был не отцовский шатер. Это был шатер Аккада. Ее сердце пронзила внезапная боль – непривычное ощущение. “Ха!” - она жестко лягнула ферокса. Он достиг палатки Аккада в три прыжка. Она соскользнула с седла и быстро вошла внутрь. Солдаты незамедлительно поклонились и убрались с ее пути.
     Несмотря на то, что шатер был столь велик, что для его транспортировки требовалось несколько вьючных животных, она была заполнена воинами разных званий и сословий. Македа узнала нескольких советников ее отца и офицеров. У всех было скорбное выражение лиц, которое при виде ее превращалось в шокированное. Шепот распространялся по мере того, как глаза всех присутствующих обратились к ней.
     “Где отец?” - потребовала ответа Македа, но уже знала ответ. Головы склонены. Изучаются сапоги. Писарь поспешил к задней стенке шатра и исчез за пологом, ведущим в спальню.
     Абаиш был первым, кто заговорил. Он был из касты дарующих боль, но был одним из ближайших советников ее отца. Лишь его узкий подбородок был виден из под традиционной маски, носимой всеми дарующими боль. “Простите наше изумление, Тиран Македа. Нам сказали, что ваша когорта была уничтожена сегодня в бою”.
     “Не сегодня. Может в следующий раз. Так где мой отец”.
     Абаиш покачал головой с преувеличенной печалью.
     “Боюсь, могучий Телкеш умер”.
     Македа ощутила как ее колени подкашиваются. Она постаралась не выдать своих эмоций. Телкеш недолго пробыл Архдоминаром. Ваакташ умер лишь год назад. Это было невероятно. “Как?”
     “Внезапная болезнь”, - произнес один из Катафрактов.
     “Его унесла лихорадка”.
     Это казалось невозможным, искусный мортитеург, лидер дома, владеющий силами контролирующими плоть и способный противостоять смерти, сражен обычной лихорадкой.
     “Хирурги не смогли найти лекарство вовремя”, - извиняющимся тоном произнес Абаиш. “Аккад казнил их за неудачу”.
     Будто призванный звуком своего имени, хотя, скорее призванный писцом, ибо был откинут тот же полог, вошел Аккад. Высокий, широкоплечий, могучего телосложения, его черты остры и сильны, глаза прищурены и светятся умом. Когда каста ремесленников пытается запечатлеть в скульптуре совершенного скорна, они обычно ищут кого-то вроде Аккада, не считая, конечно, обрубка уха.
     Он обвел помещение взглядом. Все присутствующие офицеры и чиновники опустились на колени и склонили головы. Это не удивило ее. В конце концов, Аккад теперь архдоминар Дома Балааш.
     “Сестра”, - Аккад выглядел не менее изумленным, увидев ее живой, чем она, узнав о смерти отца.
     Дарующий боль Абаиш поднялся с колен и занял место по правую руку Аккада. Улыбка Аккада казалась вымученной: “Хорошо увидеть тебя живой. Мои разведчики доложили мне, что твоя когорта была окружена и вырезана на равнинах. Хорошо, что ты спаслась от Нарама”.
     “Я не спаслась от Тирана Нарама. Я убила его”.
     Возбужденный шепот наполнил палатку, некоторые говорили более недоверчиво, нежели другие. Она не могла расслышать слов, но могла представить. Как эта неопытная девчонка победила великого Нарама? Она разделается с ними позже. Хотя, многие из касты воинов выглядели довольными. Аккада же новость, похоже, расстроила, хотя поручиться она бы не смогла. “Прошу, брат, расскажи об отце”.
     “Да. Бедный отец. Он заболел на марше. Болезнь сломила могучего Телкеша только вчера. Я прибыл к нему, как только узнал. Я был с ним, когда лихорадка поглотила его”.
     “Трагедия”, - подтвердил Абаиш.
     “Воистину. Он испытывал ужасную боль, лишенный своего величия. Подобная смерть не в бою...”
     “Погоди!” - не удержалась Македа. Она взглянула на советников экстоллеров. Они все глядели на нее. Все члены этой специализированной касты церемониально извлекали один из своих глаз и заменяли его кристаллом, позволяющим видеть царство духов. Она отражалась в кристаллических глазах экстоллеров. “Он погиб не в битве... Вы хотите сказать, что его сущность не была сохранена?”
     Экстоллеры печально качнули головами.
     Македа задохнулась: “Нет”. Телкешу не дали доказать, что он достоин. Ее отец был приговорен к Бездне.
     Аккад, сложив руки, обозревал свой совет. Абаиш стоял рядом, нашептывая что-то в здоровое ухо Аккада и это напомнило ей предупреждение Примуса Забалама о тех, кто таится в тенях. Аккад нахмурился.
     “Почему ты не склонилась перед своим Архдоминаром, Македа? Ты намеренно желаешь выказать мне неуважение?”
     Обвинение вывело Македу из задумчивости. “Почему...”
     “Ты не преклонила колен. Почему ты не уважаешь Дом Балааш, не выказав уважение своему архдоминару?”
     И в этот миг Македа поняла...
     Аккад знал, что отец умрет этим утром. Он оставил всю ее когорту, зная, что Нарам убьет их.
     Она увидела правду на лицах многих воинов в помещении. Они тоже поняли это.
     “На колени!” - потребовал Аккад.
     Ее брат приговорил ее к смерти. За что? Неужели он и впрямь посчитал ее угрозой своему правлению. Ее разум был обессилен после битвы. Многие воины выжидающе смотрели на нее. Она ощущала гнев, закипающий внутри, и все же традиции ее касты в подобном случае были определены.  Именно старший должен править. Македа подавила гнев, затем, опустилась на одно колено и склонила голову.
     “Я сожалею... архдоминар”.
     Аккад не представлял, что ее чувство чести спасет ей жизнь.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

[seagle]

благодарю и жду продолжения!

[Seerg_von_Kugel]

Понравилось, большое спасибо!

[Hellga]

Первую часть новеллы скомпоновала и выложила в первый пост.
Прошу модератора форума удалить в этой теме мои посты с переводами, кроме первого, а так же моих ответов и пояснений на вопросы. Наверное, так будет легче оринтироваться в теме.

Боюсь, вторую и третью часть придется подождать - они еще не переведены.

[Hellga]

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

     Зал Предков был священным местом и единственным звуком в нем были их шаги.В этот поздний час каменотесы из рабочей касты ушли и лишь несколько экстоллеров сновали в тенях. Архдоминар Ваакташ освещал им путь лишь лампой. Пока они шли, бледный свет освещал ряд за рядом статуй. Македа подумала, что Древние Стражи возвышаются над ней как и дед.
     “Не съеживайся пред ними, дитя. Это твои возвысившиеся предки и их почетные спутники. Они жили во имя Дома Балааш. Мы кульминация их великих трудов”, - мягко произнес Ваакташ, - “У каждого из них своя история”.
     “Да. Отец приказал слугам дать нам обобщенные сведения”, - ответила Македа.
     “И, конечно, когда обобщенных сведений оказалось недостаточно, ты прочла все в библиотеке...” - это не было вопросом.
     Македа неожиданно почувствовала нервозность. Не потому ли ее призвали в Зал? В обществе, основанном на силе и для рожденных в касте созданной для войн, поиски знаний неодобрялись. Время, потраченное на меньшие искусства могло быть потрачено на более важные вещи. Хотя, никто не выражал несогласия с архдоминаром. Пропавшая половина уха Аккада была постоянным напоминанием об этом факте. “Да, Дед. Я прочла Истории. По правде, я нашла их...”, - она запнулась.
     Ваакташ остановился. Лампа отбрасывала глубокие тени на его худое лицо, глаза его казались белыми точками в темных ямах. “Заверши свои слова”.
     “Я прочла все эти истории своих предков и была вдохновлена ими”.
     “Как?”
     “Я желаю повторить их успехи...”, - она взглянула на статуи. Внутри каждой из них священный камень, а внутри каждого камня находится духовная сущность героя, павшего в честь Дома Балааш. Она не желала нанести обиды, но требовалась правда. “При этом избежать их ошибок”.
     Ваакташ единожды кивнул с непроницаемым выражением лица. “Такой ответ приемлем”. Затем старый воитель продолжил свой путь в глубь зала, забрав свет. Не взирая на старое ранение, которое оставило Ваакташа хромым, Македе пришлось поторопиться, чтобы держаться вровень с ее более короткими ногами.
     Мгновеньем позже они достигли центра Зала. Ваакташ остановился пред величайшей статуей. Он обернулся к ней, свет вновь отбрасывал странные тени на его лицо: “Знаешь ли ты, чем особенна эта статуя?”
     Македа кивнула. “Тем, что в ней еще нет эссенции”. Каменотесы тяжело трудились над этим проектом годами, что казалось ей большей частью ее короткой жизни. Это был лучший образец ремесла рабочей касты во всем Зале. Он имел стилизованное сходство с ее дедом, с его куда более молодой версией. Версией, которую она никогда не видела своими глазами и, честно говоря, затруднялась даже представить. “Это будет место для твоего возвышения, Дед”.
     Ваакташ повернулся к статуе и долгое время смотрел на нее. Македа стояла безмолвно, не зная зачем она была вызвана сюда посреди ночи. “Мы столь преданы в нашем служении...”, - Ваакташ говорил медленно, осторожно подбирая каждое слово: “Для народа, что неимеет богов”.
     Македа знала, что говорят древние учения по этому вопросу. “Скорны не нуждаются в богах. Сквозь трудности мы выковываем собственный путь. Лишь слабым требуются боги”.
     “Так написано... Там где были лишь пустоши, мы построили свой мир. Мы заставляем песок давать урожай, подчиняем зверей равнин, и изучаем силу, таящуюся в крови и боли”. Величайший из воителей оставался сконцентрированным на своей статуе. “А что происходит с теми из нас, кто умирает без достижения возвышения?”
     Испытывали ли ее? “Только Бездна”. Это было место черной бесконечности, бескрайних вечных страданий, что не могли бы повторить даже самые изобретательные из дарующих боль. Не считая нескольких возвысившихся и их почетных спутников все остальные скорны были обречены на вечные муки.
     “Давным-давно, возвышения не было. Все мы отправлялись в бездну. Лишь через мудрость Воксуна, Ишоула и Калида познали мы, как сохранять нашу сущность. Вместо того, чтобы быть изгнанным в Бездну, наши духи могут быть сохранены в безопасности священного камня. Наша мудрость может быть сохранена, дабы быть разделенной с нашими потомками, а во время отчаянной необходимости наши почитаемые предки могут даже вернуться, дабы сражаться за свой Дом”.
     “Это великое благословение”, - согласилась Македа.
     “Да, даже после открытия, немногих можно было спасти. Должно было выбрать. Кто будет жить, а кто будет брошен на вечную смерть? Должен быть порядок. Первым Возвысившимся был Доминар Вуксорис. Его учение стало хоксун, кодексом, направляющим всех воинов. Было постановлено, что лишь через соблюдение догм хоксуна мы можем  доказать, что достойны. Лишь величайшие воины могут заслужить возвышение. Для всех остальных лишь Бездна”.
     “Но Дедушка, ты заслужил свое место среди предков. В свое время, мой отец, Телкеш, так же заслужит. И я сделаю то же самое”.
     “Когда я услышал что ты забросила свою мортитеургию предпочтя читать истории, я разгневался – кровь Балааша не жидкая кровь ученого – но теперь я вижу, что в этом не было нужды. Для этих знаний есть место в воинской касте”.
     Македа почувствовала облегчение, узнав, почему была вызвана, и, более того, зная что она прошла испытание архдоминара. “Мои предки направят меня, когда я буду повергать врагов дома”.
     “И всегда должны быть противники... Я не думаю что ты понимаешь бремя воинской касты. Теперь ты достаточно взрослая и я расскажу тебе историю”. Ваакташ облокотился на свою статую, снимая вес с покалеченной ноги в редчайшем проявлении слабости. “Два поколения назад я посетил острова южного Кадема. Тогда я впервые увидел море. Оно было куда больше, нежели Озеро Миркет. Казалось, оно простирается дальше, чем может увидеть глаз, дальше, нежели сами пустоши”.
     Такое количество воды казалось невообразимым, но Македа не осмеливалась подвергать сомнению правдивость архдоминара. Она предпочитала свои уши заостренными и правильно оформленными, не обезображенные шрамами.
     “Могучие хищники обитают в глубинах моря. Те, кто рыбачили в глубоких водах рассказывали об устрашающем звере, что съедал всех на своем пути, так что я решил выяснить больше у местного укротителя”.
     Македа кивнула. Конечно, любой искушенный в мортитеургии заинтересуется, очарованный новым зверем. Те, что могут быть сломлены могут оказаться полезным оружием или инструментом, те же, что нет, могли предоставить познания в анатомии.
     “Дрессировщик многое рассказал мне об этой могучей рыбе. Она обладает большим количеством зубов, чем у ферокса, и является абсолютным убийцей в своем царстве. Она может учуять пролитую кровь за мили и никогда не будет медлить с уничтожением слабого”.
     “Звучит чудесно”.
     “Воистину. Но не это очаровало меня более всего. Видишь ли, этот морской зверь должен быть в постоянном движении, охотяся, ища добычу, или он умрет. Он не может сдерживаться. Он не может остановиться ибо прекратить движение – погибнуть. Меня впечатлила не его мощь или дикость. Нет... Это была постоянная борьба, что напомнила мне о воинской касте”.
     “Я не понимаю, Дед”.
     “Как морской хищник должен безостановочно охотиться, так и мы должны безостановочно бороться. Лишь в войне мы можем достигнуть возвышения. Если убрать эту возможность, тогда мы угаснем как скорны”.
     “Дома никогда не прекратят сражаться! Это было бы безумием”.
     Ваакташ усмехнулся: “Возможно... возможно я просто старый воин на закате своих дней и мой разум склонен блуждать средь абстрактных вещей. Ты изучила как бились твои предки, но ты должна понастоящему понять почему”. Голос его стал опасно низким. “Лишь через конфликт мы очищаемся, и лишь очистившиеся могут быть вознесены. Вот почему мы сражаемся. Вот почему мы всегда должны сражаться. Борьба наша единственная возможность избежать бытия пребывания в Бездне. Все наше общество базируется на этом”.
     Македа поклонилась, благодарная за мудрость, которой поделился архдоминар.
     “Знаешь ли ты какая наиболее омерзительная, наиболее зловредная идея во всем мире, Македа?”
     Она покачала головой. “Мир”, - Ваакташ выплюнул это слово, будто оно оскверняло его язык.
     Она знала это слово, но мир был сложным и абстрактным понятием для нее.
     “Это не наш путь”.
     “Правильно, но довольно заманчивый. Я знаю, сейчас ты этого не понимаешь, но когда станешь старше сможешь понять. Мало кто из низших каст достигает возвышения, а потому эта идея взывает ко многим из них. Порой, идея мира извращает даже некоторых из нашей касты”.
     “Я не могу этого понять”.
     “Конечно, порой дома не ведут войн. Это успокоение после завоеваний, или когда дома покупают время выжидая возможности нанести удар, во время всего этого конфликтов нехватает, но это, конечно, не мир. Нет. Всегда есть иная поднимающаяся сила или сильный лидер, что ослабел и должен быть низвергнут, или даже старость, свергаемая юностью. Ты видишь, наша каста всегда должна иметь кого-либо для борьбы. Это улучшает нас. Дополняет нас. Борьбу должно приветствовать”.
     Он никогда не говорил столь свободно до селе и Македа старалась изо всех сил впитать мудрость деда.
     “Для каждого дома, над которым я установил правление, я должен беспрестанно доказывать свою значимость, или меня сместит кто-то более достойный. В конечном счете для завоевателя возможно объединить всю нашу касту под одним знаменем. Но даже тогда меж нами будет борьба, ибо мы схожи с великим морским зверем и прекратить борьбу значит сгинуть.”
     “Я поняла, Дедушка”.
     “Так ли, Македа? Глупцы часто ошибочно считают эту привлекательную концепцию мира схожей с концепцие поражения. Они будут жить без борьбы. Многие считают что,будучи рожденными в касте воинов они уже заслужили возвышение. Они пожелают положить конец войнам, чтобы они стали тучными и мягкими, но все же избегли бы изгнания в Бездну. Так как столь малое количество может возвыситься, жизненно важно, чтобы лишь величайшие достигали этого”.
     “Вот что диктует нам кодекс. Это неправильно - кому-либо достичь возвышения без необходимой борьбы”. Нечестивая идея потрясла Македу и наполнила ее гневом. “Зачем, ведь тогда слабые будут спасены, в то время как лучшие воины будут изнаны в Бездну!”
     “Воистину. Ты должна обдумать эти вещи”, - торжественно отметил Ваакташ. “Помыслы воина должны быть открыты для идей, помимо уже известных ему. Аккад хитер и разум его быстр, но опасно забавляться новыми идеями не сопоставив их с принципами чести. Если бы я только мог совместить твою преданность кодексу с амбициозным прогматизмом твоего брата, тогда Дом Балааш стал бы неостановим. Ум за разум заходит от подобных возможностей”.
     “Я буду служить Дому Балааш как диктует кодекс, а когда Аккад станет архдоминаром я буду служить ему. Обещаю”.
     “Воину не нужны обещания, Македа. То что ты говоришь еще не значит, что так и будет. Для твоей касты слова и действия – одно. Я не сомневаюсь в твоей лояльности Дому и потому я рад, что ты Рождена Второй”. Ваакташ улыбнулся. Это была редкость. “Довольно ворчания старого воина. На этом все”. Он отвернулся и пошел обратно, восхищаясь своей будущей гробницей. “Ты свободна”.

[seagle]

спасибо и жду продолжения!

[Hellga]

     “Ты свободна”.
     Македа низко поклонилась: “Да, Архдоминар Аккад”.
     Она встала. Лишь некоторые из воинов, собравшихся в огромном шатре встретились с ней взглядом, и это были те воины, с которыми она тренировалась или которые служили ее деду. Было слишком много новых лиц среди лидеров Дома Балааш.Македа развернулась и быстро пошла к пологу. Более всего ей хотелось быть снаружи, подальше от шипящего гнезда бритвенных червей. Ее брат казался порадован продемонстрированным подчинением, но Македа, прежде чем выйти, заметила, что Абаиш  из дарующих боль нашептывал тайны на ухо Аккаду.
     Македа глубоко вдохнула холодный ночной воздух и насладилась тем, что была жива.
     Дед, что же мне следует делать?
     Выжившие остатки ее декурии еще не прибыли. Им понадобится час, чтобы нагнать проворного ферокса, что привез ее сюда.Не смотря на из великую победу, она уже знала, что для них не будет приветсвия как для завоевателей. Они были принесены в жертву, достаточную для отведения подозрений, ибо к чему архдоминару разбрасываться войсками?  Конечно, Аккад подразумевал, что она и ее символическая армия погибнет на равнине, убитая руками Музкаара, а не его предательством.
     Ее тело все еще болело после дневной битвы. Хотя она была способна отбросить ранения на своего циклопа, боль осталась. Македа помнила свои тренировки и приветствовала боль. Моркааш, первый из дарующих боль,учил, что страдания могут привести к просветлению. Она признавала истину. Как только боль была понималась и даже приветствовалась, она могла даровать ясность мысли.
     Македе сейчас нуждалась в этом.
     В присутствии тысяч воинов, лагерь казался неестественно тихим. Внезапная бесчестная смерть Телкеша висела над воинами подобно туману. Единственный шум доносился из загонов, где порабощенные звери переминались, и ворчали, и питались. Этот лагерь был разбит когда она маршировала навстречу своей подстроенной гибели, так что ей понадобилось несколько минут, чтобы найти шатер Телкеша. Знамена архдоминара исчезли, несомненно забранные для Аккадом для украшения своих. Шатер Телкеша был темен.
     Несколько из рабов, долгое время служивших ее отцу, оставались снаружи, коленопреклоненные на песке, стенающие и скрежещущие зубами от потери их хозяина. Македа ступала среди их простершихся тел. Там был огромная груда пепла от погребального костра, где они сожгли Телкеша и нескольких его слуг.
     “Уже все сделано?” - прошептала Македа.
     Один из рабов взглянул вверх на звук ее голоса. Он прищурился в темноте: “Македа жива?”
     “Это я”. Она узнала его, но никогда не старалась запоминать имя кого-либо из столь низшей касты. “Почему моего отца сожгли так скоро?” - потребовала она ответа.
     Раб из страха отвел взгляд. “Новый архдоминар потребовал, чтобы болезнь не распространилась по лагерю”.
     Македа скрипнула зубами. Это было очередным оскорблением памяти ее отца: “Расскажи об этой таинственной болезни. Каковы были симптомы?”
     “Она была внезапна как молния на равнинах. Мы только свернули лагерь и приготовились к дневному маршу, когда хозяин почувствовал боль в животе. Она распространилась по его конечностям и он жаловался на жжение и слабость. Вскоре он уже не мог не только маршировать, но и держаться в седле. Он так дергался и бился, что я даже не мог дать ему воды”.
     Описание напомнило Македе что-то, прочтенное ей в семейных историях... “А хирурги?”
     Раб указал на ближайшую груду камней, которую она не заметила. Это была приемлемая форма казни. Поместить приговоренных под доски и медленно, в течении дня, наваливать на них камни, пока их не расплющит. Это был мучительный и медленный метод казни, и одна из излюбленных среди ее народа. “Мучитель Абаиш был недоволен их неудачей”.
     “Я вижу. Хирурги говорили с кем-либо перед казнью? Они говорили с кем-то из слуг моего отца?”
     “Кроме Абаиша и нового архдоминара?” - раб потряс головой. “С несколькими, но им была дарована честь войти в пламя того, чтобы составить свиту Телкешу в его путешествии в бездну”. Он задрожал от страха. Македа поняла, что она неосознанно положила руку на свой меч, как если бы хотела извлечь его. Она отпустила рукоять.
     “Как твое имя, раб?”
     “Кутшет, личный слуга Телкеша, а до того Ваакташа”.
     “Приведи мне рабов, что готовили этим утром еду Телкеша”.
     “Мне жаль, я не могу. Их тоже бросили в огонь”.
     Руки Македы сжались в кулаки. Теперь она вспомнила что годы назад читала про одного особенно бесчестного предка, тирана, воспользовавшегося ядом для устранения угрозы своему правлению.
     Убийство не было незнакомо ее касте, хоть и неодобрялось. Быть пойманным на этом, навлечь позор на свой дом, но это не означало, что подобное не случалось. Народ, живший в постоянном состоянии войны находил баланс между честью и прагматичными вопросами политики домов. Хотя, лорд дома заслуживал смерть от клинка. Было возможно, что Аккад был нетерпелив в стремлении принять его мантию и отравил  их отца. Тем не менее Телкеш был из воинской касты и показал себя могучим Катафрактом в армии Ваакташа. Яд предназначался для больных зверей и рабов, что утрачивали полезность, не для властителя дома.Яд был ужасным, бесчестным путем к смерти и наиболее бесчестным путем убийства.
     У Македы имелся еще один вопрос, но здесь она ответа не получит.
     “Я говорю без позволения, но по твоему отцу будут скучать”, - произнес Кутшет. “Когда-то я был солдатом. Когда Телкеш разгромил мою деревню и я был взят в плен, то решил, что жизнь моя кончена, но Телкеш был благородным хозяином. Я приму любую судьбу, что вы мне дадите, но я благодарен за то, что мои дети смогут подняться в более высшую касту в величайшем из всех домов, Балааш”.
     Телкеш буквально следовал кодексу хоксун. Несомненно он доказал свою ценность, но почему же он был лишен своего Возвышения? Несомневаясь, что за ней следили шпионы Аккада, Македа преклонила колени, как если бы возлагала последние потчести груде пепла. Она понизила голос: “Кутшет, у меня для тебя два задания. Ты передашь послание моей когорте. Разыщи Примуса Забалама. Скажи, что я приказываю им остановиться где бы они сейчас ни были.Пусть они не входят в лагерь. Но сперва ты тайно найдешь экстоллер Харадум. Скажи ей, и только ей, что я в ней нуждаюсь, и чтобы она ни с кем об этом не говорила. Она должна встретиться со мной...” Македе требовалось место в лагере, где ее не могли так просто засечь или подслушать. “Скажи ей – в полночь у загонов зверей”.

[Hellga]

 Титаны нервничали.
     Что-то витало в воздухе помимо вони массивных боевых зверей.
     Македа устроилась в тенях, закутавшись в плащ. Загон зверей в лагере был поспешно сооружен из досок и колючей проволоки, и не мог бы сдержать взбудораженного титана. Но эти звери были подчинены и сломлены. Они будут делать то, что будут требовать колючие хлысты дресировщиков. Ограда просто не позволяет им разбредаться. Титаны были довольно смышлеными животными, но лишь животными.
     Травоядные паслись бы в пустошах, но было слишком опасно позволять им пастись на открытых равнинах, пока они находились на вражеской территории. Титаны были значительным вложением ресурсов дома, так что ночь они проводили внутри лагеря. Рабы натаскали тонны еды для зверей, так что Македа укрылась между стогом сена и оградой.     
     Они не выглядели столь уж опасными без всей своей брони, но Македа лучше знала. В отдалении, единственный бронзовоспиный чесался о ближайшую сваю. Свая была толстой и была глубоко врыта рабами как раз для подобных случаев. Грубая серая шкура альфа-самца титана за несколько минут превратила сваю в щепы. Рожденный на воле, ибо ручных бронзовоспиных не существовало, этот же был временно покладистым из-за выматывающего режима и тщательно дозированной жестокости. Дарующие боль наблюдали за ним даже сейчас, потому что даже один разъяренный бронзовоспиный мог причинить неимоверный вред.
     По утру зверей облачат в броню и введут болевые подчиняющие крючья в наиболее чувствительные части их плоти, чтобы сделать их более эффективным оружием и источником энергии мортитеургии. Но этой ночью, когда зуд унялся, именно этот зверь уляжется спать, несомненно грезя о коровах и траве.
     Македа потянулась и коснулась разума бронзовоспиного своим: “Спи крепко, великий. Завтра Дому Балааш может понадобиться твоя мощь”.
     Пронизывающий плач заставил Македу содрогнуться. Титаны оторвались от своей жвачки. Ближайший Агонайзер начал свое жалобное блеянье. По счастью, он замолк после пары мгновений, и титаны вернулись к своему сену. Это было удачно. Никому не хотелось слушать Агонайзера всю ночь. Она продолжила вглядываться в поисках опасности, но ничего не увидела. Случайный страж прошел мимо, но она осталась незамеченной.
     Македа вошла в шатер Телкеша и нашла темный плащ. Она выскользнула прочь, надеясь, что если Аккад за ней и следит, то его шпионы все еще наблюдают за шатром. Воинская каста не тратила времени на оплакивание, но не было ничего неслыханного в том, чтобы провести время медитируя о деяниях почивших.
     Впрочем, Македе требовалось сфокусироваться на проблемах настоящего, а не блуждать в прошлом.
     Ее живот заурчал. Прошло некоторое время с тех пор как она последний раз ела, но воинам приходилось поститься. Македа просто проигнорировала это и вернулась к своему дежурству. Чуть позже она заметила согбенную фигуру вошедшую на территорию зверей. Слабое свечение исходило из под капюшона – верный признак взгляда экстоллера. Харадум прибыла. Македа знала, что она прийдет, ибо это была старейшина Харадум, что обучала ее традициям их народа во времена, когда Македа была лишь малым дитем.
     Предполагалось, что каста экстоллеров была отделена и отдалена от политики домов. Они были изолированными стражами Возвышения и лишь они могли общаться с павшими. Харадум была полностью предана пути экстоллеров, и Македа не сомневалась в ее честности, но все равно Македа некоторое время наблюдала выискивая признаки ловушки. Когда она уверилась, что Харадум одна, она встала.
     Аптимус Харадум немедленно приблизилась. Конечно же она видела Македу таящуюся во тьме. Кристалический глаз мог распознать эссенцию, таящуюся во всех живых созданиях. Она была древней, прожившей не менее шести поколений, ее лицо масса морщин и складок,  что свободно свисали с ее черепа. Единственной гладкой частью Харадум был кристалл, что заменял ей правый глаз.
     “Рожденная Второй Македа. Меня бесконечно радует, что ты еще меж нас”, - просипела экстоллер. “Я рада такой удаче”.
     “Время дорого, старейшая”, - понизила голос Македа.  Никто не сможет услышать их за тяжелым сопением ближайших титанов. “Я должна знать почему дух Телкеша не был сохранен?”
     Харадум казалось не тронула настойчивость Македы. “Сложное решение. Не мною принятое. Шуруппак был экстоллером, что присутствовал у смертного одра Телкеша. Я узнала лишь позже. Была занята своими ислледованиями. Знала ли ты, что у жуков тоже есть духовная эссенция?”
     Шуррупак воспитывался как воин и был компаньоном Аккада, прежде чем решил извлечь свой глаз и присоединиться к касте экстоллеров.
     “Крохотные, крохотные твари...”, - Харадум сложила костлявые руки и пошевелила пальцами вперед и назад, будто снующими лапками. “Да. Но их эссенция не попадает в Бездну, нет. Так жуки являются богами, задалась я вопросм?”
     Неужели разум Харадум наконец сломлен? Порой это случалось с теми из ее народа, что могли умереть от старости. “Телкеш убил тысячи в битвах, подобно Ваакташу до него. Телкеш был воплощением скорна. Мой отец следовал кодексу. Все это не могло быть стерто одним днем лихарадочного безумия. Почему Шуррпак решил не спасать его?”
     Обычный глаз древнего экстоллера прищурился и она заговорщицки наклонилась вперед: “Когда вопящий дух утягивает в бездну, он не может рассказывать историй. Как много теряется знаний таким образом”.
     “Ответь мне, Харадум”
     Харадум улыбнулась. Зубов у нее не было. “Я только что ответила. Мне интересно, что за истории мог бы поведать дух Телкеша? Рассказал бы он о заговорах и лжи? Мог бы рассказать о заговорах меж домами? Возможно о соглашениях каст, что должны были остаться нейтральными?”
     “Поведай мне эти истории, старейшина”.
     “Я не знаю. Я ничто. Я лишь хочу, чтобы меня оставили наедине с моими исследованиями. Хотя, экстоллеры всякое слышат... Да, так и есть. Порой так легко забыть, что мы здесь, всегда наблюдаем, всегда судим. Телкеш тоже судил. Он судил мудро. Когда ему предлагались два пути советниками, он всегда выбирал путь воина, а не путь заговорщика. Может эти советники устали от отказов? Может они решили что им нужен новый архдоминар, кто-то кто пожелает прислушаться к странным новым идеям и не столь связан традициями старины? Аккад таким и будет, да?”
     “Будет”, - подтвердила Македа. Аккада куда больше заботила личная слава, нежели традиции.
     “Те же самые заговорщики, после того как зашли столь далеко, не будут рисковать имея еще одного благородного воина Балааша на расстоянии удара сердца от становления архдоминаром. Конечно, как только потомок узнает правду, она поднимет армию всех благородных воинов и начнет войну против заговорщиков”.
     Так значит был заговор об убийстве Телкеша и замене его ее братом. Деяние Аккадо было трусостью, а лишение Телкеша Возвышения – святотатством. “Спасибо тебе, старейшая. Но не будет поднятой армии. Я не ослаблю свой дом гражданской войной”. Македа положила руку на плечо Харадум. Она была удивлена тем, сколь хрупкой казалась экстоллер под своими одеяниями. “Даже если Аккад убил моего отца... Он архдоминар дома Балааш. Кодекс гласит, что он должен править. Мое дело служить, пока я не обнаружу, что он является угрозой дому, и лишь тогда я должна бросить формальный вызов”.
     “Мы  обе знаем что ты не одолеешь Аккада в противоборстве. Ты несомненно погибнешь”.
     “Я не могу идти против традиций своей касты, старейшая”.
     Смех Харадум звучал как шелест пыльной бумаги. “Дитя, бесчестные предполагают, что все подобны им. Он ни в коем разе не примет от тебя официального вызова его власти. Он подошлет убийц к тебе”.
     “Откуда ты знаешь, Харадум?”
     Кристаллический глаз замерцал в загоне для зверей: “Потому что они уже здесь”.
     Македа обернулась вовремя, чтобы заметить силуэты бегущих меж стогами сена. Мелькнуло алое и сталь и кто-то без труда перемахнул через ограду из колючей проволки, лишь для того, чтобы раствориться во тьме. Кровавые бегуны!
     Кровавые бегуны были элитными убийцами из касты дарующих боль. Последователи магии, высвобождающейся в момент смерти. Их присутствие подтверждало повествование экстоллера. “Беги, Харадум”, - мечи Балааша появились в руках Македы, - “возвращайся к своим жукам”.
     Титан встревожился и зафыркал, когда что-то скользнуло мимо одной из его колонноподобных ног. Все вокруг них пришло в движение, один неосторожный шаг по гравию, шипение кинжала, покидающего ножны. А затем кровавые бегуны напали.
     Казалось, первый появился из ниоткуда, вооруженный изогнутым клинком. Македа отразила атаку одним мечом, а второй вонзила глубоко в живот нападавшего. Когда она выдернула меч он вздохнул, но не вскрикнул. Она на миг поразилась его контролю над болью, а в следующее мгновение уже сражалась за свою жизнь.
     Женщина ударила в горло, но Македа увернулась и полоснула клинком, почти разрезав кровавого бегуна надвое. Все они были вооружены кинжалами, зазубренными и изогнутыми, инструментами для пытки и выведения из строя.
     Македа отразила одну атаку, затем еще одну. Кровавый бегун чуть замешкался и меч Балааша отсек ему руку у локтя. Этот тоже не проронил ни звука, он просто отступил в сторону, пытаясь остановить поток крови.
     Убийцы были вокруг нее повсюду, клинки гудели вспарывая воздух. Звон стали о сталь заставил ближайших титанов заворочаться и заворчать, просыпаясь. Те же, что ели, отвернулись от сена, смущенные и озадаченные, не пришло ли время для битвы.
     В ее глаза метнули пригоршню песка, но она вовремя отвернулась. Другой пинком взметнул облако соломы и сделал выпад, все в попытке отвлечь ее от еще одного кровавого бегуна, что пытался ударить в спину. Эти убийцы точно не следовали хоксуну, но Македа наслаждалась новым вызовом. Она перехватила один меч, сменив хват и ударила себе за спину, пронзив клинком легко защищенный торс кровавого бегуна. “Кто послал вас?” - она отступила в сторону и сразила еще одного. Пролитая кровь придавала ей сил.
- Кто?
     Они не ответили. Еще больше убийц появилось из теней. Македа метнулась в сторону, прежде, чем ее окружили. Окружение не давало ей преимуществ. “Аккад?” Кинжал полоснул край ее брони. Он ужалил и она ощутила тепло заструившейся крови. Македа кружила вокруг ближайшего стога: “Абаиш? Кто?”
     Щелк. Была вспышка боли, когда что-то ударило ее по спине. Она обернулась и увидела очередного кровавого бегуна. Этот заносил отделанный костьюкнут для следующего удара. Македа крутанулась, прикрываясь плащем. Щелк. Кнут пробил ткань и запутался. С разочарованным рыком кровавый бегун тряхнул своим кнутом, стараясь его освободить.
     Еще две атаки оставили Македу с двумя небольшими порезами и двумя умирающими кровавыми бегунами. Они были мастерами и их атаки с анатомической точностью проходили сквозь ее броню. Было еще по меньшей мере дюжина убийц, двигавшихся среди загонов, а она истечет кровью до смерти задолго до того, как перебьет их всех. Она сделала подсечку кровавому бегуну и он упал, напоровшись на собственный меч. Я должна выбраться.
     Из теней в нее бросили вилы. Она отбила их в сторону, развернулась, и перебралась через изгородь в загон титана. Ее ботинки заскользили в куче навоза, но она не упала. Два кровавых бегуна были прямо за ней. Один поднырнул под проволокой, перекатился и вскочил на ноги. Другой просто перемахнул через ограду, шурша одеянием. Она атаковала обоих, но оба парировали своими кинжалами.
     Взбудораженый, ближайший титан разинул рот и вызывающе взревел. Остатки пережеванного сена разлетелись в воздухе. Македа, всю свою жизнь училась как повелевать боевыми зверями и подчинять их своей воле. И уж коли предоставилась такая возможность, она ею воспользуется. Потребуется секунда концентрации, но риск того стоил. Я твой хозяин. Подчинись мне.
     Два кровавых бегуна усилили свои атаки, когда их братья последовали за ними. Тот, что с кнутом, похоже был лидером. Он безмолвно общался с кровавыми бегунами, что еще прятались в тенях, сериями быстрых жестов рукой. Тревожно затрубил рог, когда стражи Балааша, надзиравшие за загонами, поняли, что творится что-то неладное.
     Подчинись!
     Титан мгновение тупо моргал, но затем его маленькие глазки сощурились с пониманием.
     Уничтожь!
     Македа парировала еще одну атаку и жестоко пнула кровавого бегуна в живот. Его рот скривился под маской, но он остался сосредоточенным на своей миссии. Впрочем, это имело значение лишь долю секунды, после чего кулак титана ударил его с такой силой, что в воздухе осталось лишь розовое облако.
     Титан поднялся во весь рост и проревел боевой клич. Если бы уже не прозвучал тревожный горн, это точно пробудило бы весь лагерь. Второй кровавый бегун обернулся в изумлении, и Македа воспользовалась шансом и отсекла ему голову. Она приземлилась в кучу навоза у ее ног, так что Македа пнула ее в оставшегося бегуна. “Балааш!”
     Кровавые бегуны попытались избежать титана, но было слишком поздно. Один попался около проволочной ограды и титан сомкнул руки вокруг убийцы. Это был первый, что потерял самообладание и начал кричать. Похоже, это привело титана в раздражение, поскольку он просто поднял кровавого бегуна над головой и швырнул его, вопящего, в ночь.
     Кровавые бегуны еще были повсюду, но они, казалось, растворялись во тьме, поняв, что их миссия убить тихо, провалилась. Титан с легкостью растоптал проволочную ограду и направился за ними. Свет и тени замелькали вдоль свай ограды – приближались стражники.
      Щелк!
     Македа едва не отключилась, когда что-то жестко обвилось вокруг ее шеи. Она была сбита с ног и распласталась в грязи.
     Тот, что был с кнутом, еще не сдался.
     Ее броня спасла ей жизнь, но осколки кости вонзились к ее шею. Кнут потянули и петля затянулась туже. Македа скользнула через мокрую грязь. Порезы углубились, хотя она была спокойна. Артерии не перерезаны... пока.
     Быстрый взмах ее меча рассек кнут надвое. Давление исчезло и она вновь смогла дышать. Стражи были ближе и она смогла услышать их гневные возгласы сквозь звон в ушах.
- Схватить предательницу Македу!
- Архдоминар сказал – его сестра предала нас!
Будь проклят, Аккад. Ей не нужно было быть мортитеургом, чтобы понять, что она потеряла слишком много крови. Она не выстоит против стражников. Ее захватят и казнят как предательницу. Имя ее будет стерто из истории.
     Последний кровавый бегун не намеревался позволить ей погибнуть под доской и грудой камней. Он намеревался лично завершить работу, выронил испорченный кнут и достал клинок дарующего боль. Он ринулся через загон и Македа знала – она не сможет встать вовремя.
     Он был над ней, кинжал занесен, рот искажен рыком, но затем дарующий боль казалось распался на части. Он бился и дергался, когда кровь его взлетала в воздух, затем упал лицом вперед, сила инерции заставила его проскользить в грязи и остановиться у ног Македы. Спина его была столь истерзана, что она могла видеть белеющий позвоночник. Он умер еще до того, как Македа услышала вой ривера.
     Рядом с ней с брызгами приземлился ферокс. Она подняла взгляд и увидела, что хищник нес на себе двух всадников. Примус Забалам и Дакар Уркеш оба спешились. Она попыталась заговорить, но ни звука не вышло из ее поврежденного горла.
     “Македа!” - схватил ее за броню и поднял ее с удивительной силой, пока Уркеш заряжал новый конус с иглами в свой ривер.
     “Ты должна бежать, Македа”, - зашипел ей Забалам, - “Аккад объявил тебя отступницей. Жизнь твоя ничего не стоит. Иди! Твоя когорта ждет.” Стражники почти добрались до них. Титан, которого она разъярила, все еще преследовал кровавых бегунов и топтал палатки. Времени не было. Забалам был прав. Она попыталась забраться в седло, но была слабее, нежели предполагала, и боролась, чтобы это сделать. Забалам грубо ее подсадил. Ферокс зашевелился под ней, но понял, что сейчас не самое лучшее время сражаться против хозяев.
     Ужасающий вой раздался, когда Уркеш заметил очередного кровавого бегуна и превратил его в фарш. Забалам схватил его за руку: “Отправляйся с Македой. Я приказываю тебе защищать ее”.
     Он вынул свои мечи.
     “Что ты делаешь!” - вскрикнул Уркеш.
     “Ферокс не сможет бежать достаточно быстро, если мы будем на нем втроем. Я куплю для вас время. Защищай ее ценой собственной жизни. Она будущее Дома Балааш, а не этот увечный бесчестный белек, Аккад”, - Забалам взглянул на Македу, половина его лица, что еще действовала, исказилась в усмешке. “Извините за оскорбление вашей семьи”.
     Македа все еще не могла говорить. Она положила окровавленную ладонь на голову Забалама. После того, как она отняла ее, остался красный отпечаток. Уркеш вскарабкался за ней.
     “Ты всегда была моей лучшей ученицей. Теперь идите”, - он ударил ферокса рукоятью меча по крупу. Хищник, неуклюже побежав, бросился прочь.
     Македа обернулась и увидела Забалама идущего навстречу войску бегущих стражников. Руки раскинуты, гордо демонстрируя его клинки: “Я, Примус Преторианов Забалам, мастер меча Дома Балааш, ученик вознесшегося Ваакташа. И я бьюсь защищая Македу, истинную наследницу Телкеша! Кто из вас достаточно туп, чтобы соперничать со мной?”
    Около половины стражников замерли, пораженные и неуверенные, но другая половина атаковала.
     “Подходите же!” - последовал шквал движений, когда Забалам начал отбиваться от превосходящих числом врагов.
     Это был момент совершенства, всего того, что означало следование кодексу хоксун, но, затем, ферокс метнулся за палатку и Забалам скрылся из поля зрения Македы.
     “Гони! Туда!” - указал Уркеш своим ривером. Несомненно, Венатор до этого никогда не ездил на фероксе и сейчас старался удержаться. Македа лягнула хищника по ребрам и развернула его коленями. Послышался оглушительный шум, когда разъяренный титан проломился сквозь шатер и предстал пред ними с кровавым бегуном, нанизанным на один из его бивней. От неожиданности уркеш закричал прямо ей в ухо.
     Ферокс обогнул титана в два прыжка, избегая дрессировщиков, что пытались вновь подчинить титана.
     Затрубило еще больше рогов. Офицеры, стоявшие по углам, размахивали факелами и повторяли приказ Аккада о том, что Македа предательница Дома Балааш и подлежит поимке. Пока ферокс петлял по лагерю, множество солдат видело ее, но не пытались перехватить. Впрочем, остальные пытались, так что побег выглядел маловероятным.
     Впереди нее двигались Катафракты – копья опущены. Она ударила ферокса и он повернул, заскользив по траве, за секунду до того, чтобы напороться на стену копий. Легкая пробежка и еще один поворот завели их к мечникам. Один попытался ударить ферокса, но тот просто прянул вперед, погрузив свои огромные зубы в его плечо, и тряс, пока тот не умер. Другой солдат подошел сзади, но Уркеш разорвал его залпом из ривера.
     Солдаты, верные Аккаду, двигались через лагерь, взывая к крови Македы. “Нам не выбраться”, - произнес Уркеш.
     Македа знала, что Венатор прав. Они будут окружены, отрезаны, захвачены. Если только...
     Титан, с которым она была связана, был занят, так что Македа потянулась к духу великого бронзовоспиного титана, с которым так легко связалась раньше. Он все еще был там, мирно посапывая, не смотря на охвативший лагерь ад. Жалкие игры скорнов не имели значения для могучего бронзовоспиного. Он существовал лишь до следующего вызова или очереднной самки. Македа задействовала свою силу и пробудила бронзовоспиного от дремы. Связываться со столь мощным зверем, особенно после столь беглого контакта, было великим испытанием. Это потребовало всех ее сил, но Македа яростно напирала на его разум. Его дух был велик, но прост, и она пробудила его ярость. На деле, она воспламенила ее и выпустила на свободу.
     Ужасающий рев потряс весь лагерь. Каждый скорн на мили окрест одновременно повернулся в одну и ту же сторону. Бег ферокса резко прервался. “Что это было во имя предков!”
     “Наше спасение”, - подумала Македа, но говорить было слишком тяжело.
     Разъяренный бронзовоспиный дал знать о своих чувствах, схватив другого титана, и швырнув его через лагерь. Огромное животное на мгновение затмило одну из трех лун. Приземление титана сотрясло мир до основания и едва не сбило с ног их верхового зверя. В этот раз Македе не пришлось пинать ферокса, чтобы заставить бежать. Они пронеслись мимо солдат Аккада,сбивая с ног Катафрактов, отвлекшихся на бушевавшего в лагере бронзовоспиного. А затем они оказались на просторах равнин и бежали в неизвестность.

[Hellga]

     Боль началась в ее ребрах и распространилась оттуда. Сперва это было подергиванием нервов, затем, напряжение мышц, а после, цепная молния идущая по венам и артериям. Ее мортитеургия быстро определила причину. Кинжалы кровавых бегунов были смазаны сильным ядом, но он овладел ей столь стремительно, что она могла лишь кричать.
     Каждое движение ферокса вызывало боль в ее теле. Каждое движение и скачок заставляли суставы скрипеть, как если бы они были полны битого стекла. Воздух в ее легких клокотал как кислота, разъедающая ее плоть.
     Полночные равнины погрузились во тьму по мере того как она лишалась зрения. Она более не могла контролировать их ездового зверя. Конечности не отвечали на ее команды, а каждое усилие заставить их работать увеличивало боль.
     Это был более чем яд. Это было живое существо, призванное нести страдания.
     В какой-то момент она соскользнула с седла и упала в грязь. Это ощущалось приглушенно, по сравнению с болью, пронизывавшей ее тело, но даже тогда яд открыл это маленькое облегчение и уничтожил его. Земля раскалилась каждый кусочек налипшей грязи обжигал как лава. Уркеш поднял ее обратно на ферокса. Он сказал что-то насчет их преследователей, но ей было тяжело расслышать его из-за урагана, завывавшего в ушах. Боль вызывала у нее галлюцинации, а его пальцы пронзали ее кожу будто иглы ривера.
     Боль все длилась и длилась. Время потеряло всякое значение. Реальность сменилась миром в котором не было ничего кроме агонии и Македа каким-то образом знала, что висит над Бездной на ниточке. Все что ей надо было сделать – оборвать эту нить и она погрузится в Бездну. В Бездне холодно, но этот холод погасит огонь, пожирающий её. Она могла увидеть отца в Бездне. Яд, злое, разумное создание сделало с ним тоже самое, пока он не оборвал нить, приветствуя небытие.
     Каким-то образом боль ухудшилась, но сквозь все это с ней пребывал кусочек реальности. Это было присутствие Мечей Балааша и маленький осколок духа ее деда, что подпитывал их, несмотря на агонию, ее вознесшиеся предки были рядом. Они помогли ей понять.
     Яд был предназначен для убийства мортитеургов, замешан для опустошения тел, подавления воли и сокрушения разумов. Обычный яд был бесполезен против тех, кто мог обуздать смерть или манипулировать кровью и плотью. Как она может сражаться с таким врагом? Она потянулась к своей Силе, но была сметена сокрушающими волнами агонии. Чем усердней она старалась, тем большую боль навлекала на себя в наказание. Это шептало, чо лишь Бездна спасет её.
     Внезапно, гигантская статуя из черного камня возвысилась над ней, предлагая путь избежать Бездны. Стилизованный лик Ваакташа оставался недвижимым в то время как его мысли гремели в ее голове.
     “Что ты шепчешь себе, дитя, когда боль становится невыносимой?”
     И пришли слова.
     Страдания очищают мою сущность от слабости. Следуя кодексу, я стану достойной.
     Страдания были ключом. Она не могла достичь Силы, потому что она слаба.
     Ее сила все еще здесь, готовая к использованию, ей просто нужно быть достаточно сильной чтобы взять ее. Ей следует пройти сквозь боль, сквозь очищение разума и духа. Пусть приходит смерть. Пусть сердце остановится, но в этот краткий миг, низвергаемая в Бездну, она возьмет то, что принадлежит ей по праву.
     Македа приветствовала яд и сказала ему делать все на что он способен, ибо она скорн и никогда не будет сломлена.

[Hellga]

     Боль ушла. Осталась лишь память о боли.
     - Где я?
     Стены были из камня, обтезываемого до тех пор, пока в нем не образовалась комната. Единственная лампа свисала с бронзового крепления вбитого в стену, оставляя большую часть помещения сокрытой в тенях.
Это подземелье? Я была захвачена?
     Впрочем, когда она шевельнулась, то обнаружила, что на ней нет цепей. Она ощутила холодный каменный пол под своей ладонью, прежде чем поняла, что тело ее покоится на груде темных мехов. Броня ее пропала, а облачена она была лишь в тонкую серую робу. Она заметила пропитанную кровью тряпку неподалеку, и множество лежащих на ней инструментов: маленькие лезвия, щипцы, крючья и шипы, иглы и нитки, склянки с настоями и мешочки трав. Хоть и похожие на инструменты для причинения ранений пыточных дел мастера, они все же были инструментами для исцеления ран хирурга. Повязки натянулись, когда она попыталась сесть. Кто-то позаботился о ее многочисленных ранах.
     Где мои мечи? На мгновение она запаниковала, прежде, чем заметила их в ножнах, прислоненные к стене.Македа вздохнула с облегчением. Она предпочла бы смерть утрате своих фамильных клинков. Благодарение предкам.
     Что-то завозилось во тьме. Там была фигура и Македе понадобилось мгновение, чтобы различить силуэт скорна в легкой броне Венатора с ривером на перевязи.
     Горло болело. “Где я?” Слова звучали столь хрипло, что Македа не узнала свой собственный голос. Похоже, дело было не в кнуте, а в том, что горло было сорвано и пересохло, как если бы она кричала часами.
      Воин в тенях стремительно встал. “Она пробудилась”, - громко произнес он, его голос эхом прокатился по комнате. “Македа жива”.
     “Я устала слышать, что об этом говорят, будто это какая-то неожиданность,” - говорить было больно. Она приветствовала малую боль, что прогнала остатки сна из ее разума.Она видела истинную агонию, с тех пор меньшая боль была не более, чем еще одним инструментом. “Что происходит?” - Македа приподнялась, но от усилий закружилась голова.
     Фигура во тьме была Уркешем и он бросился к ней. “Не сопротивляйтесь”, - он обхватил ее за плечи и уложил на меха. Это было оскорблением, чтобы ее касался кто-то низшей касты, но, без сомнения, ей не желали нанести обиду.
     “Клинки тех убийц были отравлены. Ты едва не погибла”.
     Яд... Оружие трусов и предателей. “Аккад. Он отравил Телкеша”.
     В пещере были и другие голоса. Зазвучали тяжелые шаги, появилось больше фигур. Она могла бы их узнать, но перед глазами все расплывалось. Впрочем, они носили цвета Дома Балааш. Некоторые принесли собственные лампы и теперь она смогла увидеть, что комната больше, нежели ожидалось, с окнами, закрытыми плотными шторами. Маленькая, согбенная фигура двигалась меж куда более крупных скорнов. “Они знают. Я говорила им. Многие даже поверили”.
     Харадум? “Так ты избежала убийц, старая наставница. Хорошо”.
     “Я следовала за твоей когортой днями, даже когда сторонники Аккада прекратили преследование”.
     “Днями?” Ее тело ослабло, но она не ощущала, что спала днями. “Как долго я была больна?”
     “Десять дней и десять ночей. Я уверена, что это был тот же яд, что сразил могучего Телкеша. Некоторые думали, что ты умрешь”. Старая экстоллер подошла поближе и положила прохладную руку на лоб Македы. Кристалический окулус воззрился на нее. “Но я могу видеть, что твоя сущность еще не покинула твоего тела. Ты не позволила смерти забрать себя... Похоже, лихорадка наконец прошла. Ты должна отдыхать. Телу требуется время на исцеление”.
     “Плоть сделает так, как скажу я”. Македа потерла глаза. Ее зрение улучшилось. Теперь она узнала в остальных фигурах офицеров армии своего отца. Их лица были мрачны, их белые глаза отражали цвет ламп. “Где я?”
     “В Горах Шадоуволл”, - ответил Уркеш. “Мы бежали от армии Аккада и нам требовалось укрытие”.
     “Это старая крепость. Преодолеть горные проходы чрезвычайно сложно”, - произнес один из воинов, в котором Македа узнала ветерана Катафракта из когорты ее отца. “Ваша армия здесь в безопасности, пока Вы не решите, что пришло время нам мобилизоваться”.
     Моя армия? Все, что осталось от ее когорты было несколькими побитыми табернами, и большинство было ранено. В этот раз Македа сосредоточилась несмотря на головокружение и заставила себя сесть. Уркеш был тут как тут, готовый помочь. Но она проигнорировала его. Она оперлась руками о камень и заставила себя встать. Колени ее едва не подогнулись, но она не покажет слабостиперед этими воинами.
     “О какой армии ты говоришь?”
     Катафракт кивнул в сторону. Один из его солдат устремился к ближайшей шторе и отдернул ее. Холодный ночной воздух влился в комнату.
     “Они собрались, пока ты была сражена лихорадкой”. Несмотря на любопытство, Македа сперва отошла в сторону и взяла мечи Балааша. Хорошо было ощутить их ножны в своих руках. Лишь затем подошла она к окну. Шаги ее были медлены и нетверды. Ее мышцы дрожали от слабости, но она не показывала этого. Холодный воздух задувал под тонкую робу и ее охватила бесконтрольная дрожь. Она потеряла в весе и знала, что выглядит подобно духу, спасшемуся из бездны.
     За окном был разрушенный двор некогда великого замка. Они были столь высоко в горах, что облака клубились вокруг башен подобно туману. Эти облака светились, отражая свет сотен походных костров.
     “Я не понимаю”, - прошептала Македа.
     “Поначалу была лишь твоя когорта и горстка рабов”, - сказал Уркеш, - “Но весть о твоей болезни распространилась. Приходили иные и смотрели”.
     “Поначалу их было немного”, - произнес ветеран Когорты. “Воины верные Телкешу и Ваакташу, затем безумные культисты Ксааваракса, и даже солдаты гордых вассальных домов Бешек и Кофар. Аккад многих казнил в назидание, но вскоре целые таберны и даже декурии стали дезертировать, дабы прийти сюда и узреть тебя. С каждым днем их все больше”.
     Македа была ошарашена, ее разум не мог оценить количество собравшихся здесь войск. Даже если вокруг каждого из костров была лишь одна дата, это уже представляло собой могучее войско, несомненно больше воинов чем может похвастаться большинство домов. Возможно даже соперничающее с объединенным сабаотом Балааш.
     Один из воинов увидел ее, стоящей у окна. Раздался крик, затем еще один и еще, пока весь лагерь не взорвался в одном долгом невообразимом реве. Это был боевой клич.
     Она была в смятении: “Но я была больна лихорадкой”. Нахлынули события произошедшие в лагере. “Я была изгнана из своего дома и объявлена предательницей. Почему они рискуют всем чтобы следовать за столь слабым лидером?”
     “Это что угодно, но не слабость”, - ответил вновь прибывший. Македа обернулась и увидела молодого дарующего боль, которого она никогда не встречала.
     “Когда я услышал об этих событиях, я пришел чтобы увидеть все собственными глазами. Этот яд – экстраординарное изобретение, направление, что заставило бы гордиться даже великого Моркааша. Это чудо искусства дарующих боль. Никогда прежде не видел я микстуру, способную причинить столь чистую агонию и страдание. Поразив великого Телкеша он свел его с ума за единственный день. Сколь бы он не был силен, его плоть не смогла противостоять такому уровню очищения до того, как разум его был сломлен”.
     Боль. Она вспоминалась лишь в половину, будто дурной сон. Впрочем, она не сломалась. Она не шла по пути дарующих боль и не ощущала, что достигла некоего просветления, но она выдержала. Вот и все, что имеет значение.
     “Твоя когорта рассказала об ужасающей агонии, что ты испытывала”, - произнесла Харадум, - “а потому другие тоже пришли услышать”.
     “Услышать что, старая наставница?” - резко спросила Македа, - “услышать как я безумно бормочу?”
     “Нет”, - ответил дарующий боль, - “Несмотря на то, что ты была терзаема наиболее искуссной агонией из возможных, ты поднялась над ней. В то время как твое тело испытывало непостижимые боль и муки, ты вознеслась над всем этим. Эти воины пришли услышать путь к просветлению”.
     Харадум почтительно произнесла: “Ибо каждый день из десяти дней и каждую ночь из десяти ночей ты цитировала кодекс хоксун”.
     В едином порыве, все воины в комнате опустились на колени и поклонились.

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ.