ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Зал Предков был священным местом и единственным звуком в нем были их шаги.В этот поздний час каменотесы из рабочей касты ушли и лишь несколько экстоллеров сновали в тенях. Архдоминар Ваакташ освещал им путь лишь лампой. Пока они шли, бледный свет освещал ряд за рядом статуй. Македа подумала, что
Древние Стражи возвышаются над ней как и дед.
“Не съеживайся пред ними, дитя. Это твои возвысившиеся предки и их почетные спутники. Они жили во имя Дома Балааш. Мы кульминация их великих трудов”, - мягко произнес Ваакташ, - “У каждого из них своя история”.
“Да. Отец приказал слугам дать нам обобщенные сведения”, - ответила Македа.
“И, конечно, когда обобщенных сведений оказалось недостаточно, ты прочла все в библиотеке...” - это не было вопросом.
Македа неожиданно почувствовала нервозность. Не потому ли ее призвали в Зал? В обществе, основанном на силе и для рожденных в касте созданной для войн, поиски знаний неодобрялись. Время, потраченное на меньшие искусства могло быть потрачено на более важные вещи. Хотя, никто не выражал несогласия с архдоминаром. Пропавшая половина уха Аккада была постоянным напоминанием об этом факте. “Да, Дед. Я прочла Истории. По правде, я нашла их...”, - она запнулась.
Ваакташ остановился. Лампа отбрасывала глубокие тени на его худое лицо, глаза его казались белыми точками в темных ямах. “Заверши свои слова”.
“Я прочла все эти истории своих предков и была вдохновлена ими”.
“Как?”
“Я желаю повторить их успехи...”, - она взглянула на статуи. Внутри каждой из них священный камень, а внутри каждого камня находится духовная сущность героя, павшего в честь Дома Балааш. Она не желала нанести обиды, но требовалась правда. “При этом избежать их ошибок”.
Ваакташ единожды кивнул с непроницаемым выражением лица. “Такой ответ приемлем”. Затем старый воитель продолжил свой путь в глубь зала, забрав свет. Не взирая на старое ранение, которое оставило Ваакташа хромым, Македе пришлось поторопиться, чтобы держаться вровень с ее более короткими ногами.
Мгновеньем позже они достигли центра Зала. Ваакташ остановился пред величайшей статуей. Он обернулся к ней, свет вновь отбрасывал странные тени на его лицо: “Знаешь ли ты, чем особенна эта статуя?”
Македа кивнула. “Тем, что в ней еще нет эссенции”. Каменотесы тяжело трудились над этим проектом годами, что казалось ей большей частью ее короткой жизни. Это был лучший образец ремесла рабочей касты во всем Зале. Он имел стилизованное сходство с ее дедом, с его куда более молодой версией. Версией, которую она никогда не видела своими глазами и, честно говоря, затруднялась даже представить. “Это будет место для твоего возвышения, Дед”.
Ваакташ повернулся к статуе и долгое время смотрел на нее. Македа стояла безмолвно, не зная зачем она была вызвана сюда посреди ночи. “Мы столь преданы в нашем служении...”, - Ваакташ говорил медленно, осторожно подбирая каждое слово: “Для народа, что неимеет богов”.
Македа знала, что говорят древние учения по этому вопросу. “Скорны не нуждаются в богах. Сквозь трудности мы выковываем собственный путь. Лишь слабым требуются боги”.
“Так написано... Там где были лишь пустоши, мы построили свой мир. Мы заставляем песок давать урожай, подчиняем зверей равнин, и изучаем силу, таящуюся в крови и боли”. Величайший из воителей оставался сконцентрированным на своей статуе. “А что происходит с теми из нас, кто умирает без достижения возвышения?”
Испытывали ли ее? “Только Бездна”. Это было место черной бесконечности, бескрайних вечных страданий, что не могли бы повторить даже самые изобретательные из дарующих боль. Не считая нескольких возвысившихся и их почетных спутников все остальные скорны были обречены на вечные муки.
“Давным-давно, возвышения не было. Все мы отправлялись в бездну. Лишь через мудрость Воксуна, Ишоула и Калида познали мы, как сохранять нашу сущность. Вместо того, чтобы быть изгнанным в Бездну, наши духи могут быть сохранены в безопасности священного камня. Наша мудрость может быть сохранена, дабы быть разделенной с нашими потомками, а во время отчаянной необходимости наши почитаемые предки могут даже вернуться, дабы сражаться за свой Дом”.
“Это великое благословение”, - согласилась Македа.
“Да, даже после открытия, немногих можно было спасти. Должно было выбрать. Кто будет жить, а кто будет брошен на вечную смерть? Должен быть порядок. Первым Возвысившимся был Доминар Вуксорис. Его учение стало хоксун, кодексом, направляющим всех воинов. Было постановлено, что лишь через соблюдение догм хоксуна мы можем доказать, что достойны. Лишь величайшие воины могут заслужить возвышение. Для всех остальных лишь Бездна”.
“Но Дедушка, ты заслужил свое место среди предков. В свое время, мой отец, Телкеш, так же заслужит. И я сделаю то же самое”.
“Когда я услышал что ты забросила свою мортитеургию предпочтя читать истории, я разгневался – кровь Балааша не жидкая кровь ученого – но теперь я вижу, что в этом не было нужды. Для этих знаний есть место в воинской касте”.
Македа почувствовала облегчение, узнав, почему была вызвана, и, более того, зная что она прошла испытание архдоминара. “Мои предки направят меня, когда я буду повергать врагов дома”.
“И всегда должны быть противники... Я не думаю что ты понимаешь бремя воинской касты. Теперь ты достаточно взрослая и я расскажу тебе историю”. Ваакташ облокотился на свою статую, снимая вес с покалеченной ноги в редчайшем проявлении слабости. “Два поколения назад я посетил острова южного Кадема. Тогда я впервые увидел море. Оно было куда больше, нежели Озеро Миркет. Казалось, оно простирается дальше, чем может увидеть глаз, дальше, нежели сами пустоши”.
Такое количество воды казалось невообразимым, но Македа не осмеливалась подвергать сомнению правдивость архдоминара. Она предпочитала свои уши заостренными и правильно оформленными, не обезображенные шрамами.
“Могучие хищники обитают в глубинах моря. Те, кто рыбачили в глубоких водах рассказывали об устрашающем звере, что съедал всех на своем пути, так что я решил выяснить больше у местного укротителя”.
Македа кивнула. Конечно, любой искушенный в мортитеургии заинтересуется, очарованный новым зверем. Те, что могут быть сломлены могут оказаться полезным оружием или инструментом, те же, что нет, могли предоставить познания в анатомии.
“Дрессировщик многое рассказал мне об этой могучей рыбе. Она обладает большим количеством зубов, чем у ферокса, и является абсолютным убийцей в своем царстве. Она может учуять пролитую кровь за мили и никогда не будет медлить с уничтожением слабого”.
“Звучит чудесно”.
“Воистину. Но не это очаровало меня более всего. Видишь ли, этот морской зверь должен быть в постоянном движении, охотяся, ища добычу, или он умрет. Он не может сдерживаться. Он не может остановиться ибо прекратить движение – погибнуть. Меня впечатлила не его мощь или дикость. Нет... Это была постоянная борьба, что напомнила мне о воинской касте”.
“Я не понимаю, Дед”.
“Как морской хищник должен безостановочно охотиться, так и мы должны безостановочно бороться. Лишь в войне мы можем достигнуть возвышения. Если убрать эту возможность, тогда мы угаснем как скорны”.
“Дома никогда не прекратят сражаться! Это было бы безумием”.
Ваакташ усмехнулся: “Возможно... возможно я просто старый воин на закате своих дней и мой разум склонен блуждать средь абстрактных вещей. Ты изучила
как бились твои предки, но ты должна понастоящему понять
почему”. Голос его стал опасно низким. “Лишь через конфликт мы очищаемся, и лишь очистившиеся могут быть вознесены. Вот почему мы сражаемся. Вот почему мы всегда должны сражаться. Борьба наша единственная возможность избежать бытия пребывания в Бездне. Все наше общество базируется на этом”.
Македа поклонилась, благодарная за мудрость, которой поделился архдоминар.
“Знаешь ли ты какая наиболее омерзительная, наиболее зловредная идея во всем мире, Македа?”
Она покачала головой. “
Мир”, - Ваакташ выплюнул это слово, будто оно оскверняло его язык.
Она знала это слово, но мир был сложным и абстрактным понятием для нее.
“Это не наш путь”.
“Правильно, но довольно заманчивый. Я знаю, сейчас ты этого не понимаешь, но когда станешь старше сможешь понять. Мало кто из низших каст достигает возвышения, а потому эта идея взывает ко многим из них. Порой, идея мира извращает даже некоторых из нашей касты”.
“Я не могу этого понять”.
“Конечно, порой дома не ведут войн. Это успокоение после завоеваний, или когда дома покупают время выжидая возможности нанести удар, во время всего этого конфликтов нехватает, но это, конечно, не мир. Нет. Всегда есть иная поднимающаяся сила или сильный лидер, что ослабел и должен быть низвергнут, или даже старость, свергаемая юностью. Ты видишь, наша каста всегда должна иметь кого-либо для борьбы. Это улучшает нас. Дополняет нас. Борьбу должно приветствовать”.
Он никогда не говорил столь свободно до селе и Македа старалась изо всех сил впитать мудрость деда.
“Для каждого дома, над которым я установил правление, я должен беспрестанно доказывать свою значимость, или меня сместит кто-то более достойный. В конечном счете для завоевателя возможно объединить всю нашу касту под одним знаменем. Но даже тогда меж нами будет борьба, ибо мы схожи с великим морским зверем и прекратить борьбу значит сгинуть.”
“Я поняла, Дедушка”.
“Так ли, Македа? Глупцы часто ошибочно считают эту привлекательную концепцию мира схожей с концепцие поражения. Они будут жить без борьбы. Многие считают что,будучи рожденными в касте воинов они уже заслужили возвышение. Они пожелают положить конец войнам, чтобы они стали тучными и мягкими, но все же избегли бы изгнания в Бездну. Так как столь малое количество может возвыситься, жизненно важно, чтобы лишь величайшие достигали этого”.
“Вот что диктует нам кодекс. Это неправильно - кому-либо достичь возвышения без необходимой борьбы”. Нечестивая идея потрясла Македу и наполнила ее гневом. “Зачем, ведь тогда слабые будут спасены, в то время как лучшие воины будут изнаны в Бездну!”
“Воистину. Ты должна обдумать эти вещи”, - торжественно отметил Ваакташ. “Помыслы воина должны быть открыты для идей, помимо уже известных ему. Аккад хитер и разум его быстр, но опасно забавляться новыми идеями не сопоставив их с принципами чести. Если бы я только мог совместить твою преданность кодексу с амбициозным прогматизмом твоего брата, тогда Дом Балааш стал бы неостановим. Ум за разум заходит от подобных возможностей”.
“Я буду служить Дому Балааш как диктует кодекс, а когда Аккад станет архдоминаром я буду служить ему. Обещаю”.
“Воину не нужны обещания, Македа. То что ты говоришь еще не значит, что так и будет. Для твоей касты слова и действия – одно. Я не сомневаюсь в твоей лояльности Дому и потому я рад, что ты Рождена Второй”. Ваакташ улыбнулся. Это была редкость. “Довольно ворчания старого воина. На этом все”. Он отвернулся и пошел обратно, восхищаясь своей будущей гробницей. “Ты свободна”.